[indent] Идея о том, чтобы Кристоф отправился вместе с ним именно в это место именно в это время Тому изначально не понравилась. Не потому, что Реддл собирался проделать нечто секретное, оказался бы против компании или желал с концами избавиться от Картье. Всё куда проще, но куда красноречивее: волшебник точно знал, что француз способен ему помешать. Будет мешать. Произвольно или нет, однако это являлось той вещью, которую Том предчувствовал всеми каплями того, что можно было бы назвать «прорицанием» или интуицией. И, не будь у этой идеи другой стороны, британец не позволил бы Кристофу следовать за собой. Но таковая все же была: романтичному, но интересующемуся волшебнику стоило проникнуться тем, что он с таким напором стремился изучить. Дать возможность увидеть издалека, ощутить или упустить кончиками пальцев. По итогу между двумя этими гранями зародился компромисс. Раз уже Картье так желает последовать за Томом в леса, то пускай. Ради его же безопасности и успешности предполагаемой работы в самый «тонкий» момент короткого путешествия французу было велено переждать в собранном из деревьев палаточном сооружении, немного расширенном внутри и покрытым щитовыми чарами, которые под силу разрушить магу, но с которыми мало что смогут сделать базовые существа и твари, коих в местных лесах насчитывало немало.
  [indent]  Собственно говоря, именно по этой причине Реддл остановился в своём выборе именно здесь. Нейтральные с точки зрения подчинения территории с очень осторожным волшебным сообществом, предпочитающим закрывать глаза на то, что не привело к трагедии и не является в потенциале значительным членовредительством. Отлов упырей, вернее одного упыря, к таковым явно не относился, будучи от части даже благодетельным поступком как минимум для местного населения. Ибо заняться британец планировал именно отловом. Он вычитал один интересный ритуал, который, если верить написанному, позволяет вытащить из вампира его бессмертие посредством кровавого ритуала, дабы понять и перенять таковой. Откровенного говоря, в правдивости найденной в Библиотеке информации Том более чем сомневался, однако проигнорировать его, будучи зацикленным на вопросах бессмертия и всевластия, разумеется, не мог. Тем более что и условия самого ритуала, требования к нему выявились весьма необычными, в деталях чего Том убедился благодаря добытой в регионе информации, за пределами библиотеки. Необходимый образец: взрослая особь вампира, успевшая испытать на себе прелести вечности, некоторого контроля над ней и привыкшая к жажде человеческой крови, а не свежий активный упырь. Они умнее, а потому опаснее с глобальной точки зрения, в то время как свежеобращенные особи сильны физически, быстрее, агрессивнее, но далекие от ума, следуя слепому чувству жажды. Взрослый состоявшийся вампир, живой и не обращенный ни в какое из животных, не спящий, а находящийся в активной жизненной фазе. В общем-то, задача не из простых, но по слухам и географии обитания Реддлу удалось отследить подходящую местность, где они и засели.
[indent] — Не выходи наружу, ни в коем случае не гаси свет и ни разговаривай ни с кем, если голос не будет принадлежать мне, как бы сильно тебя ответить не потянуло, — волшебник оставил Картье в уже упомянутом местечке. — Здесь обитает много вредоносных тварей, обладающих магическими способностями. Не давай им возможность заиметь шанс таковые применить. Свет говорит о том, что здесь кто-то есть, но он же в купе с магией не позволяет ступить на твою территорию. Держи в голове всё, чему тебя научили в академии, а лучше всего ложись спать. Я вернусь под утро, — Реддл оставил лояльные, но максимально понятные инструкции, прежде чем отправиться в предполагаемое место обитания подходящего вампира. Неся своеобразную ответственность за Кристофа и не имея в планах его скоропостижную смерть, Том оставил ему еще и простой медальон, одев волшебнику на шею и наказав не снимать. Действие такового он не пояснил, сказав лишь, что это Картье обезопасит, позволив Тому узнать, если случится нечто непредвиденное. По больше части, так оно и было.
[indent] После британец удалился для «отлова» основного ингредиента. На местности орудовало небольшое «семейство» вампиров, потому стоило быть осторожным: если что-то случится с кем-то из отпрысков, то альфа-вампир, «родитель» клана, об этом знает, и все усилия окажутся напрасны. Потому Том осторожничал, по этой же самой причине изначально не хотел брать Картье, по итогу создав все условия, чтобы француз ему не помешал. Без учёта Империуса и воздействия на сознание, разумеется: Кристоф должен развиваться добровольно, иначе его и без того сомнительная (по итогу) польза окажется совсем невелика. Быть в себе и осознавать всё, что с ним происходило. В том числе и сидение посреди леса, заселенного тварями разной степени опасности.

[indent] А ведь Том не просил ничего сложного. Не давал неисполнимого задания. По сути, не поручал ничего из того, к чему стоило прикладывать какие бы то ни было усилия в принципе. Просто сиди и молчи, ложись спать, не выключая свет, не покидая палатку и не обращая внимания на всё то, что происходит за её пределами. Том ведь позаботился о безопасности. Тролли здесь не водятся, не полнолуние даже, чтобы бояться внезапного нападения оборотня. В конце-то концов, у Кристофа имелась волшебная палочка, Мерлин его подери. Лежи, спи, наколдуй себе что-то весёлое и приятное, в конце-то концов — все условия под рукой, была бы только капелька выдержки и магии. Реддл ведь прямо, чётко и более чем понятно говорил, что ночью в лесу может быть страшно, что ночью в лесу кипит жизнь, что ночью лес оживает в новых тонах, что это вовсе не в духе Картье. И, раз уж тот настоял на своём желании отправиться с Реддлом, даже несколько раз (!) отметил, что Кристофу стоит учитывать и понимать всё вышеуказанное. И, на первый взгляд, тот понимал. Понимал, что не до конца оценил своё желание, представляя австрийский дикий лес явно каким-то иным образом. Таким, что, с другой стороны, наставления Тома приобретали новое значение, повышенную ценность: волшебник теперь мог наглядно оценить наличие угрозы, ночную атмосферу и необходимость не нарушать того, что расписал британец. И, казалось бы, ничего сложного. Повторимся, задание не являлось неисполнимым. Просто сиди, спи, колдуй пегасов и звездное небо, не высовывайся. Так просто, так элементарно и... изначально обречено на провал, вспоминая интуицию и опасения Реддла.
[indent] Как же зол в эту минуту был наследник Слизерина. Как же, Мерлинову бороду под пресс, зол. Сколько сил он приложил к тому, чтобы, наткнувшись на любопытную информацию в одной из библиотечных книг, разузнать подробности, разобраться с сутью, уловить смысл, последовательность ритуала, разобрать его тонкости, найти подходящее место и время, в конце-то концов. Нужный вампир после долгих поисков также обнаружен, сейчас находясь всего в нескольких минутах от Реддла. Необходимые предметы сначала для его обезвреживания, а после и убийства уже заготовлены. Осталось лишь обратить на себя внимание, взять на крючок, и... Вот, собственно, почему Наследник в тихом бешенстве: буквально в шаге от желаемого сработал собранный им артефакт-индикатор, подвязанный к медальону, выданному Кристофу ранее. «На всякий случай», т.е. на случай прямой угрозы или ментальной атаки по типу вредноскопа. Это значило бы, что Картье попал в ситуацию, из которой самостоятельно, так или иначе, выкрутиться не сумеет. И вот тут начиналась дилемма ценностей: полукровный волшебник без выразительных талантов, но зато верный, всё же волшебник и имеющий доступ к крупнейшей в Европе библиотеке, или же ритуал, который может как состояться, так и нет даже в случае смерти Картье. От части, второе очевидно важнее. По той просто причине, что там замешен шанс на бессмертие, потому Реддлу ничего не стоило наплевать на Кристофа, не отвлекаясь на его, судя по всему, спасение; с другой стороны, сам по себе ритуал даже в случае успешного исполнения не давал практически никаких гарантий, будучи по большей части сомнительным по своей сути. Как волшебник, действительно в этом разбирающийся и уже перепробовавший на практике множество интересных вещиц, Том имел право со значительной уверенностью предполагать подобное. Как результат: спасение Картье перевешивает в своей пользе. Вторичный результат: наследник Слизерина более чем обозлился. Во-первых, его планы накрылись; во-вторых, раз с французом что-то случилось, значит тот ослушался указаний Реддла; в-третьих, британец терпеть не мог, когда его не слушают, равно как и когда что-то идёт не по его задумке. Особенно в вопросах магии, исключительно особенно в вопросах магии, дающей хотя бы малейший шанс на обретение бессмертия.
[indent] Том проделывает оценку очень быстро, в некотором смысле самим фактом выдали артефакта французу расставив приоритеты, реагирует на нагревшийся передатчик и трансгрессирует к сооруженной ранее палатке. Дальше действовать приходится очень быстро, потому что существа, живущие во тьме, крайне юрки и подвижны. Света нет, что подтверждает одно из наиболее неприятных предположений — упырь. Из тех, что был создан «родителем», которого желал поймать Реддл, ведь они контролировали эту территорию. Досада: теперь всё семейство убежит, поскольку, как вы уже поняли, в кланах между существами имеется некоторая ментальная связь, сообщающая об опасности и смерти. Нестандартная, нетипичная, но в общих чертах как-то так работающая. А упырю, что совершенно очевидно, Том планировал навредить. Зажечь свет, дабы отвлечь, испугать его и заставить войти во внутренний конфликт от наличия жертвы буквально в руках и инстинкта самосохранения, стоящего сейчас где-то наравне с непреодолимым чувством голода. Посредством банального акцио «попытаться притянуть» одежду упыря, что на деле сделано исключительно для того, чтобы существо не сбежало в ненужном направлении и дало возможность прицелиться, после чего изначально заготовленный для немного другого вампира кол отправляется тому в грудную клепку. Яркий, ослепляющий свет из палочки заставляет поверженную тушку задымиться и сгореть. Всё это происходит быстро, и простота проделанного действия добивает расшатанную крестражами в жажде злости чашу терпения, раздражителем которой изначально явился Кристоф.
[indent] Том раздражается, бесится с того, что сопровождающий его волшебник оказался неспособен элементарно зажечь свет, купившись на чары упыря. Том раздражается, бесится с того, что Картье ослушался его инструктажа. Посмел ослушаться. Посмел ослушаться, зная, что Реддл не просто так выбрался в дальние леса, что у него имелась определённая цель, непростая и весьма витиеватая для того, чтобы назвать её «без возможности импровизировать». Несмотря на то, что Том изначально не желал брать Картье собой, но в итоге проявил подобную милость в дань любознательности француза. После вот этого всего, после хотя бы вышеперечисленного, простого «задания» Тома Реддла посмели ослушаться. И это, в купе с утраченной возможностью проверки изначально провального, но все же потенциального ритуала по обретению бессмертия, вывело Наследника из себя настолько сильно, что он даже и не подумал церемониться, не на секунду не сомневаясь в правильности своего решения:
[indent] — Crucio, — с раздражением он звучит подобно обозлённой змее, желая сейчас того лишь, чтобы Кристоф каждой клеткой тела осознал свою ошибку, свою глупость, свою слабость; чтобы запомнил это до конца своих дней. Из-за него слетел план Тома, из-за Тома же Картье был жив сейчас, однако утрату стоило как-то компенсировать. Боль за плату — не самая дурная валюта. А о том, что француз интересовался Тёмной Магией, и теперь мог с честью прочувствовать её на себе, оценив в действии, мы поговорим чуть позже.

[indent] А вы знаете, почему именно Круцио отнесён к Непростительным? Ведь, если ваши познания в магии достаточно велики, вы наверняка знаете, что есть иные способы причинения не менее адской боли волшебными способами. Не менее мучительные, требующие не меньшей, а может даже большей жестокости. Задевающие внешне, внутренне, ментально, всё вместо взятое — такие существовали, хоть и не изучались повсеместно. Такие, в том или ином смысле, можно было отыскать и среди боевых, «таких обычных» дуэльных заклинаний, и среди защитных, и даже среди того, что в некоторых условиях может позволить себе использовать среднестатистический мракоборец. Смысл причинения боли и возможность её оправдания, как-то так выходит, в таком случае неожиданно находятся. И все знают, что как бы хорошо не очень, но что не очень, то можно обусловить, а коли можно обусловить, то и ладно. Формально-то нынче вообще значительная часть магии как таковой находится под запретом — абсурд, но чем бы глупцы не тешились, верно? Нет, не верно. Всё, что принято — неверно, нецелесообразно и зачастую не отличается прагматизмом. А Круцио запрещен потому лишь, что для него требуется очевидная жестокость. И, конечно же, желание причинить боль. Готовность причинить боль. Способность насладиться этой, чужой, болью. А оно всё, как считается, в купе является ничем иным, как развращением и деградацией личности. Ну, так считается, напомним ещё раз. Мол, если человек решился на Круцио, то для него всё потеряно как для мага светлого, способного на добро. Утверждение смешное, глупое, Том готов оспорить его при наличии любой подходящей возможности. Суть в том, что и здесь неправильно расставлены приоритеты. Круцио — это жестоко, верно; пытка, невыносимая, бесконечно болезненная. Она, однако же, может считаться и некоторой пощадой, и прекрасным воспитательным методом. Ведь Круцио достаточно болезненно, чтобы любой ценой избегать его повторения. Значит — учиться обходить то, что может его вызвать; значит — меняться. Что же касаемо пощады, то Круцио не оставляет внешних следов применения, эдакой памяти в виде шрамов или следов, переломанных костей, перекрученных лиц и далее по списку. Ученик имеет повод лучше стараться, а учитель — быть ещё более внимательным при проверке задания.
[indent]  На этом пятиминутка философии и правильных основ понимания волшебства объявляются закрытыми. Можно относиться к происходящему как к уроку, что будет верно. Можно относиться к происходящему как к следствию гневной вспышки Тома, что также будет верно. Можно относиться к этому как к проявлению (необоснованной) жестокости Реддла, что снова окажется правдой. И первичен в данном случае был гнев, даже если и рационализирован в качестве учебной методологии краем разума. Том злился, действительно сильно, действительно с тем налётом и силой, что должна и может быть присуща человеку, лишенного значительной части душевных свойств. Ему совершенно не жаль Кристофа, он совершенно не задумывается о том, что можно было бы просто простить испуганного юношу, и без того пережившего стресс. Это пустое, это бессмысленное. Том хочет сделать больно. Он хочет причинить боль. За то, что его ослушались. За то, что ему помешали. За то, что Картье оказался излишне наивен и слаб. После всех тех знаний и предостережений, что француз успел постигнуть за время общения с Реддлом, он всё равно позволил себе глупость. Нелепую, раздражающую и, что самое плохое, мешающую Тому.
[indent] Британец само собой не планировал доводить Кристофа до безумия, устраивать ему многочасовые пытки с длительными мучениями и вероятной смертью по итогу. Упустив тему справедливого наказания и «урока», Реддл разве что компенсировал своё раздражение и агрессивный всплеск наслаждением болью француза. А оно, как вы понимаете, имело место быть. Мало чем передаваемое тепло и вязкость, тянущаяся от руки, затрагивающая глаза и всё тело. Опьяняющая не хуже колдовиски или иного крупного алкоголя, настойки или зелья. Полные слёз глаза, очевидные мучения, непонимание в сознании, потеря ориентации и одно простое желание: «Пускай бы оно всё закончилось». Читается в каждом движении. Читается в каждом звуке. В каждом всхлипе, вздрагивании тела. Во всём. А оттого лишь усиливает наслаждение, получаемое Томом. Оттого лишь делает сложнее сохранять мысль о том, что это всё имеет смысл, цель, задачу, и что в итоге нужно остановиться. Останавливаться-то не хочется.
[indent] Его глаза кажутся темнее обычного, воплощением самой тьмы. Глубокими, черными, сладострастными в своей жестокости и одновременно с этим имеющих отклик с безразличием. Уверенностью. Непоколебимостью. Его глаза, кажущиеся самой тьмой, смотрят прямо на Картье. Волшебник не намерен отводить взгляд. Он любуется, наслаждается, убеждается в своих правоте и мощи. И только из-за собственной самоуверенности и веры в то, что делает, спустя несколько минут прекращает пытку. Этой пятиминутки хватило на то, чтобы Кристоф, очевидно не сталкивавшийся ранее ни с чем подобным, потерялся. В лице, в поведении, в плаче. И Том пронаблюдал это всё от начала и до конца. Почувствовал, насладился и по итогу прекратил, опустив палочку.
[indent] Не давая волшебнику отдышаться и более не желая простаивать в лесу, когда опасность пребывания здесь от содеянного усилилась, Том лишь молча сделал несколько шагов по направлению к Картье, подхватил его и аппарировал. Тёмный дымок, щелчок, оба волшебника исчезли.
***
[indent] Реддл не сказал выбитому из колеи Кристофу ни единого слова, когда они аппарирвоали прямо в дом. Даже не смотрел на него. Толку соблюдать формальные правила приличия в виде «подальше от здания», когда само их путешествие — одно сплошное его нарушение. Толку от всего этого, когда Картье едва ли на ногах стоит, не в себе, а тащить его желания не было никакого. Ни на руках, ни посредством палочки.
[indent] Британец усадил француза в кресло, заставив пройти несколько шагов, а после обратился к Маттиасу, молчаливо читавшему газету, словно бы ничего необычного не происходило:
[indent] — Пускай эльф обеспокоится защитой от упырей. Кто-то из них может обозлиться, — едва уловимый кивок в сторону Кристофа. — Я вернусь к утру, — Кёстер отреагировал спокойно, вальяжно, расслабленно, молча. Недолгий взгляд на Кристофа, затем на Тома — старику всё понятно и, в общем-то, очевидно ровно в той степени, чтобы не спрашивать Тома о чём бы то ни было прямо сейчас. У него по-прежнему оставалось, что читать, и это занимало его (как казалось внешне) куда больше, чем рыжий юноша.
[indent] Волшебник, более ничего не говоря, прошел в соседнее помещение, закинул оттуда что-то в свою сумку, после чего снова раздался звук аппарации.

[indent] План накрылся, а его остатки теперь висели на волоске. Это бесконечно не нравилось Реддлу, сохраняющему самообладание, но не видящему излишних надежд на то, чтобы теперь удалось провернуть задуманное. Времени осталось критически мало, оно едва ли не упущено, а семья вампиров теперь знала, что на их территории присутствует некто, способный их убить. Более того: некто, точно знающий, как это делается, и достаточно быстрый, чтобы теорию привести к практике. Тому, можно считать, вообще повезло, что «родитель» выводка не поспешил сразу же покинуть насиженное место, а ударился в поиски и попытку мести.
  [indent] Это и вселяло ту самую какую-никакую надежду. Из-за этого же Том не тянул, сразу же отправившись на поиски взбешённого и теперь знающего о его присутствии вампира. Реддлу и самому теперь пришлось быть внимательнее, ведь мудрёные опытом твари, если их побеспокоить, способны не только продемонстрировать свои физические силы, но и использовать нажитую смекалку — «состоявшиеся» вампиры куда более успешно мирятся со своими инстинктами и контролируют себя. Но ведь и Наследник Слизерина не пальцем деланный. Оно от части заведомо и предрекло дальнейшее развитие событий. Все обстоятельства, несмотря на отклонения от первоначального плана, сложились в итоге так, как и должны были. А именно: Том Реддл вернулся назад под утро с заполненной чёрной консистенцией (кровью) колбой и с сердцем, наколотым на кол. Всё это находилось в затемнённой ёмкости, поскольку от взаимодействия со светом прекращало своё существование. И пускай выстроить в полной мере идеальные условия для ритуала не удалось, необходимую процессию с вампиром Том всё-таки проделал. Из печального: без всякого результата, в то время как обработанная и выпитая в лесах кровь твари пока не дала никаких явных признаков действия. Возможно имелся смысл подождать. В любом случае, настроение волшебника поуспокоилось, он даже в какой-то степени оказался удовлетворен проделанной работой. Ритуал не сработал, хоть и был проведен даже несмотря на то, что Кристоф едва ли таковой не сорвал, и теперь у Наследника имелся материал для дальнейшего изучения. Уже что-то. А подкатившую злость он выплеснул там же. Какая ирония: упыри наверняка терроризировали местное население, периодически убивая магглом и перемещаясь с местности на местность, дабы их не ликвидировали. А Том взял и убил. Упс, благо, порождённое гневом.  Забавно.
[indent] Когда Реддл вернулся в домишко Маттиас уже отправился спать, это же можно было сказать и про эльфа. О Картье же волшебник вспомнил ровно в тот момент, когда переступил порог жилища. Вероятно, по двум причинам. Во-первых, Том изначально был на него зол, предпочитая не думать лишний раз об источнике раздражения. Во-вторых, выслеживая «родителя» упырей, он обнаружил утерянную Кристофом палочку. Волшебникам негоже ходить без таковой, иначе они не так уж и сильно отличаются от магглов. Очевидно, Реддл подобрал проводник, и теперь бы неплохо вернуть его французу. Да, пожалуй. Но не так сразу. Ведь имелось кое-что ещё: сам Кристоф Картье.
[indent] Наследник до сих пор не жалел о содеянном, да и никогда не станет. Он знает, что поступил верно, и знает, что использовал наилучшую из воспитательных мир. Для всего и сразу: демонстрации «непростительных», Тёмной Магии в действии, подчёркивания собственной силы и характера, снятия неких розовых очков с француза, словно бы пребывающего на другой планете. Во многом всё встало на свои места, и про себя Реддл ловил некое удовлетворение. Но что важнее — это реакция. По ней Том планировал отследить результативность преподанного без единого слова (помимо самого заклинания) урока. Понял ли что-то Кристоф и, заглядывая дальше, как отнесся к этому, что испытывает теперь, как поведёт себя? Вероятно, подобное стоило того, чтобы занимать этим себя и делать ставки. Неплохо разбираясь в людях Наследник мог с большой вероятностью утверждать, что не встретит  обиды или сопротивления. Не в случае Картье. Не в этой ситуации.
[indent] По возвращении Том не вёл себя особенно. Просто зашёл в дом, снял часть наложенных им и эльфом защитных чар, перенёс затемнённые ёмкости под стол. Он ничего не говорил Кристофу, но и не игнорировал его. Лишь осмотрел «на наличие признаков сознания и жизни», после чего из палочки налил воду в чайник и волшебным образом зажег под ним огонь. После — сел за соседнее от Картье кресло. Тот всё продолжал находиться там же, где ранее его оставил волшебник — замечательно. Восхитительно. Это очень красноречиво. Наследник подозвал к себе сумку, вытащил из неё подобие дневника и принялся что-то записывать пером, снова магическим образом вытащенным уже из дневника. Молча. Не игнорируя Кристофа, но и никак не отмечая его присутствие. Простое утро, в которое плавно перетекала ночь.

[indent] Удивительно то, насколько правильно повёл себя Кристоф. Волей или нет, осознанно или не совсем, а волшебник делал всё так, как и должно было себя вести. И будет неправильно сказать, что Том этого не заметил. Наоборот: заметил, отметил, про себя оценил верность того, как складывается позиционирование Картье себя по отношению к Наследнику. Юноша источал страх, испуг, растерянность, сожаление, стыд. Не за Тома, но за себя. И встал. Не смел долго смотреть на Реддла, не смел садиться, не смел игнорировать британца, не смел ему досаждать. Просто напрягался и ожидал. Просто делал то, что и положено тому, кто провинился. Просто понимал, что Реддл предупреждал его, проинструктировал, а в итоге спас от нелепейшего из существ, отойдя от плана. А отходить от планов Наследник не любил больше, чем просто «сильно». И именно поэтому, из-за всего перечисленного, Том также вёл себя именно так, как должен был вести. Для закрепления результата, для демонстрации, для успокоения.
[indent] Поэтому волшебник продолжал сидеть в кресле, уставившись в подобие дневника и делая там какие-то пометки. И ведь какая интересная у Реддла имелась способность: он вроде как занят своим занятием, и всё внимание там, но при этом и за происходящим кругом, т.е. Кристофом, умудряется следить. Невероятный, в крайней степени полезный навык. И делает это даже в тот момент, когда француз, судя по безысходности на его лице совсем потерявшийся, не выдержал и удалился на кухню. Стоило ему там скрыться, как Наследник про себя усмехнулся, перелистнул страницу и продолжил делать новые пометки о том, что ему удалось выяснить за сегодня. Признаться, не то чтобы он забыл о Картье, но выпустил его из основного круга интересов, перестроившись на более важное на тот момент занятие. Так, как сделал бы, если бы ничего не случилось.
[indent] И вот он, момент продолжения «правильно поведения». Кристоф возвращается. Наследник ненадолго поднимает взгляд на чашку, когда та оказывается ему предложена. Отмечает, что руки Картье едва заметно потряхиваются от напряжения и исходящего от него «давления». Ощущает и блуждающий по комнате взгляд француза, не решающийся остановиться на Реддле. Не меняется в лице, ждёт несколько секунд, после чего, не произнося ни слова, опускает дневник на колени и берёт одной рукой чашку чая.
[indent] Смотрит на волшебника недолго, прямо в лицо. Брови едва приподнимаются. Он взял чашку, значит, открыт к диалогу и готов выслушать Картье. Возможно. По крайней мере, не закинул его в «абсолютное игнорирование».
[indent] — Что? Я не расслышал тебя, Кристоф. Ты говоришь слишком тихо, — а ещё глухо, испуганно, стыдливо. Одним словом так, как и должен звучать провинившийся перед Наследником. Уже за это можно было сжалиться над французом, но ведь жалость — не то, что способен проявить Том в традиционном смысле. Он хочет дожать эту ситуацию, этот момент, этот урок. Чтобы он точно усвоился, чтобы Кристоф наверняка понял, за что извиняется, в чем заключалась его ошибка и, стало быть, насколько справедливо понёс наказание. И понесёт снова, если опять допустит оплошность. Именно поэтому Реддл звучит очень просто, без излишнего холода или пафоса. Чтобы не запугивать Картье ещё сильнее, а дать небольшой аванс для «говори, не стесняйся». Том Реддл не планирует бросать во француза Круцио, как бы подразумевает британец. Но и хочет конкретики.

[indent] Чай так и остаётся нетронутым до тех самых пор, пока Кристоф не нарушает ночную тишину в попытке дать тот ответ, который хотел получить Том. И, о, поверьте, великолепие происходящего вовсе не повисло в воздухе, ибо Реддл втянул его в себя. До последней капли. Образцовое поведение того, кому не посчастливилось оказаться достаточно глупым, чтобы изначально нарушить »правила», но недостаточно потерянным, чтобы теперь исправиться. Оно всё происходило само собой, без предварительной договорённости. Личная инициатива, личное ощущение и понимание ситуации, следование личному  нутру — Реддл не говорил Кристофу о том, как ему стоит себя вести. Ни разу не обсуждал вслух ситуацию из разряда: «Что делать, если ты меня разочаруешь». А Том никогда не думал, что бы сделал, если бы такая ситуация произошла. Она просто случилась сама, без спросу, и реакция каждой из сторон лаконично вписалась в тот мирок, что царил между их личностями, внутри их своеобразной иерархии.
[indent] Всё выстраивалось шаг за шагом, кирпич поверх кирпича. Тогда, в библиотеке, самый первый их разговор показал, кто какие роли готов и желает занимать. Единственный вопрос заключался в том, в какой именно момент оно всё остановится, на какой стадии Картье решит, что с него достаточно; как долго и до какой степени позволит проделывать с ним манипуляцию за манипуляцией; сможет (и захочет) ли сказать «стоп». Теперь ответы очевидны: долго, всё, нет. Ниша, помните об «идеальной нише». К Тому же ниша пришла самостоятельно, закрепившись с ним чуть раньше чем «до момента рождения».
[indent] Лицо Наследника остаётся неизменным. Он просто выжидает, ждёт нужной реакции. Чтобы зафиксировать её и отныне следовать. Наблюдает за сформировавшимся эмоциональным фоном, что исходил от француза, за лишь лёгкими изменениями, а в целом «ровности» того, что был способен уловить Том. Каждый вздох, каждый увод взгляда, каждую новую секунду тремора, попытку что-то сказать.
[indent] И он, естественно, дожидается.  Кристоф озвучивает ровно то, что Реддл и сказал. Трижды попросил прощения и пояснил свою ошибку. Через силу, через надлом — это Наследник ощущал тоже. Смирение же, заставившее Картье переступить через себя, на вкус совершенно особенное. Том не впускает это ощущение в себя, но смакует его «вишенку», наслаждается издалека, запоминая про себя, как ему нравится ловить подобные эмоции, вызванные им же. Ве-ли-ко-леп-но. Сейчас, в этот раз, на данной стадии; пока злость и безумие не охватили Реддла окончательно, ему достаточно этого для того, чтобы успокоиться. Скажем, простить Кристофа. Не забыть его провинность, само собой, но посчитать, что юноша искупил свою вину. По большей части.
[indent] Небольшая пауза. Тишина, ничего не стоящая Тому, но наверняка показавшаяся едва ли не вечной пыткой Картье.
[indent] — В этот раз я тебя прощаю, Кристоф, — спокойно говорит юноша. Неторопливо, вкрадчиво. Пробежался глазами на лицу француза, проследил за его взглядом, осмотрел руки (они всё так же демонстрируют страх и нервы), после уставившись прямо в лицо. Голос стал ниже, чётче, приобрёл немного иной окрас. В этот раз Реддл не будет жестоким настолько, чтобы не говорить вообще ничего. В этот раз он будет щедрым настолько, чтобы отозваться на извинения не жестами, а словами. — Не надейся, что буду столь же щедр в следующий. Считай, я поверил в то, что ты действительно понял.
[indent] Глоток чая. Том демонстрирует, что он принял извинения Картье.

[indent] Кристоф ещё дважды сказал, что понял. Ещё дважды — извинился. Предположим, что Том готов это принять и в поверить. Предположим, что утверждение о том, что если человек оступился раз, то непременно сделает это снова, скорее всего даже не единожды — ложно или не совсем правильно. Предположим, что Картье ситуацию осознал, а Реддл насытился. Наглая ложь по обе стороны, вполне может быть, однако душа податливого Кристофа действительно способна поверить, а скудная душа Тома готова закрыть глаза. Они всё решили и приняли сейчас. Француз подтвердил это в очередной раз и окончательно.
[indent] — Запомни то, что ты сейчас сказал, — после всех надломов в голове, трясущихся рук, обозначения собственного стыда и признания совершённой ошибки, как и справедливости полученного наказания, Реддл больше не имел, чего и зачем получать от Картье. Более того, он посчитал данную историю завершённой. Его слова — это финал, точка, последний аккорд. Пускай Кристоф запомнит все переполняющие его ощущения и  использует  их как поведенческий мотиватор в дальнейшем. На этом всё.
[indent]  День продолжается. Жизнь продолжается. Планы Тома никуда не делись. Была задача — в том или ином виде он её достиг. Смысла оставаться здесь и дальше не было. Реддл просто переключился с одной темы на другую, не испытывая при этом ни намёка на моральные тяготы, разговоры с совестью и прочую нелепицу. Он увёл взгляд от француза и, достав палочку, заставил чашку повиснуть в воздухе, дабы она не мешала ему производить записи в дневнике. Предварительно, конечно же, сделал глоток. Очевидно, Картье ещё долго не успокоится, а чужие нервы хоть и доставляли подобие удовольствия, сейчас являлись не тем, что нужно было Тому. После почти провалившегося дела ему пришлось растянуть свою «работу», волшебник элементарно устал. Потому пускай Кристоф успокоится от осознания того, что его извинениям приняты. Том его простил, всё достаточно неплохо, можно двигаться дальше.
[indent] — Иди спать. К полудню ты должен быть готов к отбытию. Возвращаемся в Париж, — как и было запланировано. Британец звучит в своей обычной манере. Он не заботится о Картье, он не отчитывает его. Просто информирует. Констатирует, что ноющий и уставший Кристоф ему в дороге не нужен, потому поведение (равно как и состояние) француза находилось в его собственных руках. Так уж выходило (и правильно выходило), что оно звучало как то, с чем нельзя не согласиться. Тем более после случившегося. С «инструкцией» (велением) Наследника теперь только и соглашаться, следуя машинально да инстинктивно. — Не побрезгуй успокаивающими чарами, — добавил после недолгой паузы. Очевидно, что со сном у француза могут возникнуть проблемы: он либо отключится тут же от перенапряжения, либо от того же самого не отключится вовсе. Не сможет расслабить себя сам, тогда Том применит магию. Мелочь, никак не влияющая на дальнейшие планы Наследника.
[indent] Позже Реддл тоже отдохнёт, чтобы отбыть в указанное им же время. Только что-то в отношениях этих двоих поменялось. Навсегда. Стало более сформированным, естественным, правильным. Начиная с этого самого момента.