[indent] Вы когда-нибудь задавались вопросом, кто вы есть? Нет, ни этими философскими бреднями о смысле жизни и бренности бытия. Вы когда-нибудь смотрели на свое отражение и не понимали, Вы ли это? Когда-нибудь не узнавали черты собственного лица? Было ли Вам так страшно от увиденного в зеркале, что хотелось его разбить, убежать и спрятаться? Понимали ли вы с ужасом в этот миг, что спрятаться от самого себя Вы не смежите? Что даже если на Вас не смотрят потерянные голубые глаза из холодного стекла, вопрос о том, кто Вы есть, все равно крутится в голове, постепенно сужая свой круг, мучая, желая получить ответ, желая освободить правду  из упрямого, но такого слабого детского «нет, я нормальный». 
[indent] Нормальный… С каждым новым днем Тобиасу верилось в это все меньше. С каждым новым слухом о страшной смерти кого-то в их городке или соседнем, о разрушенном здании или о переломанных столетних деревьях, мальчик отчетливо понимал, что это он. Или не совсем он. Какая-то часть его. Или нет его. Но что-то, что определенно как-то связанное с ним, и нет, это не детская эгоцентричность, это страшная правда, которая червем прогрызала дыры в душе ребенка, давая этому «чему-то» больше власти, больше чувств, больше свободы. То, что еще год назад так легко было скрыть, сейчас давалось с большим трудом. Еще год назад стоило только закрыть глаза или сделать глубокий вздох, как природа вокруг успокаивалась, как вещи чуть не поднятые в воздух оставались на месте, но с ее смертью все изменилось. Девочка. Его ровесница, такая же как и он сам, они даже учились вместе, была отвергнута собственной семьей. Тобиас запомнил каждое слово, сказанное ее отцом на суде, и понял, что все это можно отнести и к нему. Он такой же «испорченный», «греховный от рождения», «не нормальный».  Страх. Его сильные руки легли на хрупкую шею мальчика и день ото дня сжимали ее, не лишая возможности свободно дышать и жить. Особенно, когда появились они. Гости в этих краях редки, а тут целая группа, ходят, говорят, раздают листовки с красочными картинками. Они ищут таких, как Тобиас. Они знаю, что найдут тут еще одну ведьму, и мальчик мечется в себе, не зная, куда спрятаться. Разве можно спрятаться от себя? Он смотрит в свое отражение и видит, как от природы яркие голубые глаза темнеют по мере того, как страх лишает ребенка возможности свободно дышать. Как страх легко толкает мальчика к пропасти и по городу прокатывается волна убийств и разрушений. Тобиас знает, что это он. Что это какая-то страшная часть его. Как от нее избавится? Как ее усмирить? Он знает и ответ. Знает, что никак. Он видит в своем отражении, как это страшное «что-то» почти полностью овладело им. Счет идет на дни? Недели? Месяцы?
[indent] - Вы слышали, они пошли к дому старого Хольцера? Трое мужчин, все с крестными знамениями… Говорят, что под пальто у них были пистолеты, – слышит Тобиас по пути из школы, как переговариваются две женщины на рынке.
[indent] - Да, что Вы говорите? Неужели нашли-таки! Мне всегда казалась эта семейка странной. Особенно их сын… - женщины встречаются взглядом с мальчиком и замолкают, а Тобиас, замеривший до этого в растерянном оцепенении, срывается бежать со всех к ног к дому.
[indent] - Что Вы! – слышит мальчик нарочито громкий голос  одной из женщин.- Он же еще ребенок. Дети безгрешны. Это его родители продались Сатане.
[indent] Быстрее. Быстрее. Быстрее. Тобиас влетает в дом и только потом понимает, что не надо было этого делать. Что надо было остановиться, послушать, что происходит. Остановиться. Но уже поздно. Взгляд мальчика падает на два недвижимых тела с мертвым взглядом, на мужчину с библией в руках, стоящего над ними. Время будто замирает в эти секунды. Тобиас чувствует, как неестественно медленно поднимается и опускается его грудная клетка, как крик застрял в горле, как немеют его руки. Он не может ничего сделать. Он опоздал. Это из-за него. Чужой голос позади что-то говорит. Чужой голос звучит грубо, враждебно, неприятно. Чьи-то руки обхватывают мальчика за плечи, и в этот момент дом пронзает истошный детский крик, который потом глушится уже мужскими взрослыми голосами.
[indent] Вокруг так темно, что тени едва различимы. Каждый вздох дается через боль в грудной клетке. Тобиас оглядывает, пытается на ощупь понять, что окружает его, и тут его глаза натыкаются на два белесых пятна, четко заметных в темноте. Глаза. Мертвые глаза. Мальчик в ужасе отползает назад, натыкается на что-то большое, но мягкое, каким-то краешком сознания понимает, что это человеческое тело вскакивает на ноги, оглядывается и из его груди опять вырывается крик ужаса и непонимания. Он один в родном доме, окружен телами людей, убивших его родителей. Мама и папа тоже еще лежат здесь, рядом. Мальчик в страхе отходит и от них, а потом, будто боясь собственной тени, быстро вбегает на второй этаж, чтобы спрятаться в самой дальней комнате.
[indent] Спрятаться от кого? От них, тех фанатиков, что пришли за ним и его семьей? Спрятаться от чудовища, сделавшее все это? Или от себя самого? Тобиас забивается в угол, накрывается матушкиным одеялом и проваливается в спасительную темноту. Солнце показывалось уже дважды, нарушая покой ребенка, и каждый раз мальчик не смог заставить себя выйти из комнаты. Он мог подойти к окну, он построил себе баррикаду из мебели, которая была в комнате, но он не выходил, боясь снова встретиться со своим отражением, которое тогда ночью привиделось ему в мертвом взгляде мужчины. Он не чувствовал голода, только слабость. Он спал много, почти постоянно. Пока в доме не послышались чьи-то шаги. Они раздавались все громче и громче. И чем ближе они были к мальчику, тем дальше Тобиас пытался спрятаться в своем укрытии. Голос. Опять мужской, но уже не пугающий. Мальчик прислушивается к нему, не смело, но с любопытством выглядывает из своего укрытия. Мужчина, незнакомый, хотя называет его по имени. Мальчик судорожно вздыхает и снова весь прячется за стеной из мебели, не стремясь отвечать незнакомцу. Что-то в нем зашевелилось, Тобиас чувствует, как это «что-то» вновь пытается взять свое. Как оно хочет крови. Да, теперь мальчик осознает это со всей пугающей ясностью, как и то, что это желание настолько велико, что у него не хватит сил бороться с ним и скоро страх вновь лишит ребенка воли, и даст темноте напиться досыта.
[NIC]Tobias Holzer[/NIC][AVA]http://funkyimg.com/i/2jUr9.gif[/AVA]

[indent] Так ясно, так отчетливо Тобиас еще никогда не понимал, что внутри него что-то есть. Еще никогда это что-то не пыталось так отчаянно захватить тело мальчика, а не воспользоваться минутной слабостью, волнением или страхом растерянного ребенка. Ни о какой борьбе между мальчиком и его внутренней темнотой речи не шло, страх уже впился когтями в горло ребенка, а изможденное двухдневным голодом тело легко бы поддалось сильной, обещающей пир тьме. Однако сама сущность внутри не спешит все же завладеть ребенком. Она то мечется, то замирает. Она вместе с Тобиасом прислушивается к шагам незнакомца, к звуку его голоса. Она впитывает его слова, и мальчик, кажется, может уловить, как это нечто само отдельно от него понимает незнакомца, хочет посмотреть на него, и вместе с ней юный Хольцер так же, кажется, начинает тянуться к незваному гостью, пока мужчина вновь не начинает говорить. Теперь его слова, на которые с такой охотой отзывается часть мальчика, пугают самого ребенка. Все это похоже на детскую игру в прядки. Мужчина говорит так, будто Тобиас попался ему, будто он угодил в ловушки и пропал. Мальчик начинает оглядываеться по сторонам: стена, стена, шкаф и хрупкая защита из стола, стульев и еще какой-то мебели. Он и правда попался. Паника подкатывает к горлу ребенка, и что-то внутри мальчика начинает ликовать, оно почти заслоняет темной пеленой взор Тобиаса, и теперь голос незнакомца звучит далеким убаюкивающим эхом. «Ты хочешь, чтобы я нашел тебя». Не вопрос, а утверждение, совершенно правильное. Тобиас боится играть с незнакомцем. Нечто хочет этой встречи, однако не сделает первый шаг, все же люди склонны к обману. Все люди. Что же говорить о волшебнике наделанном, такой волшебной силой? Да, темнота, которая сидит внутри ребенка смогла распознать родственную себе субстанцию, теперь оставалось только заполучить доверие маленького человека или принести его в жертву темноте.
[indent] Деревянный пол скрипит под ногами незнакомца. Мальчик отодвигается к стене, жаля отсрочить встречу, а нечто в нем замерло в предвкушении, в ожидании. Сейчас главное не торопиться, сейчас главное не напугать. Кого? Конечно, Ребенка, который одним сильным всплеском эмоций может выпустить темноту, изголодавшую по жертвам, на волю и тогда уже ей не будет дела ни до сородича, ни до кого-либо. Она захочет упиваться своей силой, своей мощь, пока окончательно не убьет ослабевшее человеческое дитя и не погибнет вместе с ним.
[indent] Магия. Тобиас удивленно округляет глаза, когда мужчина так легко, одни четким движением руки убирает баррикаду ребенка, а в уголках больших синих глаз мальчика ликует темнота. Они смотрят друг на друга, настороженно, изучающи. Обе части этого ребенка, человеческая и темномагическая, знакомятся со своим гостем, который присаживается напротив и начинает тихо, вкрадчиво говорить. Глаза в глаза, кажется, что мальчик в любой момент готов сорваться и дать когтистой руке страха сильно сжать свое горло и в последний раз позволить темноте его «защитить». Однако любопытство оказывается сильнее страха и после нескольких долгих секунд игры в гляделки Тобиас убирает одеяло – свою последнюю защиту – и пододвигается чуть ближе к незнакомцу.
[indent] Темнота отзывается на каждое слово. Мальчик чувствует, как это нечто пульсирует у него внутри, как оно тянется к незнакомцу, и как он сам не может сопротивляться этому чувству, этой силе, поэтому пододвигается еще ближе, поэтому повторяет слабым голосом, еле шевеля пересохшими губами.
[indent] - Том. А откуда Вы знаете мое имя? – Тобиас очень слаб. Он не уверен, что мужчина его слышит, но подойти ближе боится. А тьма внутри него и так уже довольна. Тьма изучает сородича по своему, она ощущает, как мужчина проникает в сознание мальчика и пропускает его дальше. Впервые ощутив рядом что-то родное, темнота ведет себя не лучше испуганного ребенка, желающего помощи, объяснений и ответов на свои вопросы. Точно так же как мальчик хочет поверить, что незнакомец понимает его и может помочь, темнота хочет, чтобы что-то подобное ей было рядом, чтобы быть сильнее, чтобы перестать завесить от смертного тела. Хочет быть свободна или гармонично вписана в жизнь, подобно той, что исходила от взрослого волшебника.
[indent] - Вы можете помочь мне? Вы хотите? – почти одними губами произносит мальчик, напрасно пытаясь смочить губы слюной. – Я не делал ничего плохого. Правда. Люди внизу… они. Они убили папу и маму, и я не понял как! – Воспаленный взгляд,  кричащий о помощи, замирает на лице мужчины, а потом беззвучно одними губами мальчик признается в том, что мучает его не один месяц, но признается, как умеет по-детски наивно. – Мне страшно. – Говорит Тобиас, а темнота внутри него поясняет, что только благодаря детскому страху она могла быть свободна.
[NIC]Tobias Holzer[/NIC][AVA]http://funkyimg.com/i/2jUr9.gif[/AVA]

[indent] Звал ли кого-нибудь Тобиас и хотел ли он помощи, мальчик не понимал. Прошедшие два дня он только прятался, боясь, что люди, убившие его родителей вернуться, боясь, что открыв глаза, он снова увидит их недвижные тела. Но мужчина говорит, что Хольцер звал и просил помощи, и что только поэтому незнакомец пришел сюда. Пришел ради него. Тобиас смотрит на гостя заинтересованно, внимательно слушает его тихий, вкрадчивый голос, которому неосознанно хочется верить, который проникает под корку мозга ребенка, будто заволакивает сознание легким туманом. Мальчик понимает или пытается понять своего гостя. Пытается услышать правильный, скрытый, смысл в, казалось бы, простых, словах незнакомца, на который охотно отзывает часть мальчика, будто вторя гостю: «да, звал, да, хотел помощи и нуждаюсь в ней сейчас… Хочу быть свободным». Тобиас ясно ощущает в себе эти порывы поддаться незнакомцу, поверить ему, позволить ему говорить дальше и внимать каждому его слову, потому что так он сможет стать сильнее. Но Тобиас не понимает, откуда в нем эти ощущения, ведь сам он, мальчик знает это, еще опасается своего таинственного гостя. Поэтому не пододвигается ближе, поэтому молчит, внимательно прислушиваясь не сколько к словам, которые произносит незнакомец, сколько к интонациям, которые звучат в его речи. Тихие, успокаивающие, приятные. Поддаваясь им, и той инородной части себя, Тобиас заметно успокаивается, принимает более удобную позу на полу рядом с мужчиной, но все еще сохраняет приличную дистанцию между ними.
[indent] - Таких, как Вы… и я, – Ребенок шепотом повторяет слова гостя, будто проверяя, не почудилось ли ему, это ли сказал Том, это ли он пытался донести до мальчика. – Они боятся меня. А Вас? Вас они тоже бояться? – Совсем скоро из раздельного «я» и «Вы» у Тобиаса получится произнести одно общее «мы» и противоположное ему неизменное «они». Этого хочет темнота внутри ребенка. Чем дальше в душу мальчика проникает взрослый волшебник, чем больше пробует его эмоций и узнает его, тем сильнее темнота, живущая внутри Тобиаса, хочет походить на ту силу, которую излучает ее сородич. На темную магию другого рода, более избирательную, более свободную, а нуждающуюся в эмоциональных всплесках хозяина, чтобы удалить свою жажду крови, которую на самом деле уже никогда не заглушить, а потребности в жертвах будут только расти. – Я не боюсь Вас… - Не его слова, точнее не совсем его. Часть сознания мальчика сейчас подконтрольна тесноте, но у самого Тобиаса гость вызывал больше любопытства, чем страха. Тихий голос мужчины окутывает все пространство вокруг, что-то внутри мальчика отчаянно хочет довериться незнакомцу, хотя и опасается, но готово рискнуть, потому что хочет быть сильной и свободной, и Тобиас сам начинает тянуться к своему гостю, интересоваться им.
[indent] - Том… - еще раз одними губами мальчик повторяет имя волшебника и наклоняет голову, зеркально отражая движение незнакомца. Когда мужчина отводит взгляд от лица Тобиаса, мальчик сначала порывает посмотреть в ту же сторону, копируя движения взрослого, но останавливает себя и пользуется этими минутами, чтобы внимательнее разглядеть лицо гостя. Красивое, с правильными чертами, но слишком бледное, и на фоне белой кожи ярко выделяются пронзительные глаза. Тобиас бы мог испугаться взгляда незнакомца, направленного в сторону, но он не может противиться шепоту в свой голове (или это просто ощущение?), что бояться не следует, что в глазах мужчины отражается тоже самое, что и в глазах самого мальчика.
[indent] - Давно… А они вернуться? – Ребенок отвечает уже более смело, почти сразу. Он действительно сейчас с куда большей охотой поверит незнакомому ранее мужчине, чем любому из односельчан. Мужчина пока еще его не обманывал. Тобиас чувствует, что в Томе нет страха перед «не нормальным» как в других, что Том понимает, о чем говорит и действительно понимает, что чувствует ребенок. Или мальчик просто хочет в это верить? Но волшебник, будто услышав сомнения мальчика, достает какую-то палку и что-то очень похожее на хлеб, только очень-очень маленький. Одно движение, которое Хольцер почти не заметил, и это «что-то маленькое и похожее» действительно становиться куском хлеба, причем свежим и горячим, будто только испекли. Комнату сразу наполнил вкусный запах, а у мальчика свело желудок. Он так давно не ел и не пил. Тобиас растерянно с чуть приоткрытым от удивления ртом переводит свой взгляд то к куску хлеба, то к лицу гостя, не зная спрашивать, как так получилось или просить его поделиться. Но и тут опять, незнакомец  словно предугадал желания мальчика и протянул ему хлеб.
[indent] - Спасибо. – Тобиас пододвигается еще чуть ближе, осторожно берет еду из рук мужчины и, совсем не задумываясь, начинает ее есть. Физические потребности отодвигают на второй план и осторожность и нечто сидящее внутри, которое само отступает, понимая, что пока еще нуждается в этом слабом теле. Он кусает хлеб маленькими кусочками и старается есть быстро, поэтому и потому что давно у него не было и воды, часто закашливается, но это не отвлекает его от слов мужчины, и одна фраза даже заставляет голодного ребенка прервать свою трапезу.
[indent] - Наказать? – Тобиас внимательно смотрит на Тома. Он не испуган, не растерян, не удивлен. В его глазах загорелся темный огонек, когда часть его сознания, поняла к чему клонит волшебник, вторая же - хотела справедливости. – Они убили маму и папу. Вы сказали, что они хотели убить меня. Да, мне было очень страшно тут. Одному. Они могли вернуться. Пока… - Тобиас замокает, не договорив, и внимательно смотрит в глаза своему гостю. Ждет от него понимания. Тобиас не замечает, что он начал повторять фразы, произнесенные несколько минут назад волшебником, он уверен, что это и есть его мысли и его чувства. Он уверен, что только Том сейчас может его понять.
[NIC]Tobias Holzer[/NIC][AVA]http://funkyimg.com/i/2jUr9.gif[/AVA]

[indent] «Они могли вернуться. Я боялся, что они вернуться, пока не пришли Вы»,- это не договаривает мальчик, ожидая, что мужчина сам закончит за него фразу. Но Том начинает ответ с чего-то более важного, более необходимого сейчас Тобиасу, чем понимание и защита. Это принятие. Принятие его такого, «не нормального», со страшным отражением в глазах, с внутренним голосом, который постоянно хочет крови, который тоже боится, но может защищаться, в отличие от ребенка. Который может наказать своих обидчиков, как говорил Том. Сам факт того, что есть кто-то похожий на него, кто-то кто может понять и помочь является настолько желаемым, что не вызывает в мальчике сомнения. Только робкая радость, более доверие зарождается в его сердце. Желание верить. Желание надеяться на помощь незнакомого мужчины, потому что кроме него никого нет. Родителей убили, и их убийц похоронят вместе с ними, за несколько дней никто из односельчан не пришел проведать мальчика, не попытался его успокоить, найти контакт. Только Том, который сейчас внимательно и, Тобису уже кажется, что как-то заботливо следит за ним, кормит его, говорит с ним и объясняет. Хольцер уже совсем не ощущает страха перед незнакомцем. Он согласен, да, он звал на помощь, он нуждался в ней. И он рад, что пришел Том, который его не боится, который такой же, как он.
[indent] А темнота внутри мальчика тем временем продолжает метаться. Она то хочет податься вперед, чтобы самой лучше прочувствовать сородича, то стремиться отступить назад, пропуская Тома дальше в себя, разрешая ему знакомиться с собой, изучать себя. А на деле она пытается попробовать его силу, его мощь, попробовать и пожелать подобного. Ее единственное желание стать такой же сильной и свободной, или гармонично вписанной в сознание ребенка, которым полностью управлять она не может. Только на время застилать глаза. Только на время брать контроль над его слабым телом, пока мальчик эмоционально не стабилен. Ей этого никогда не было достаточно этого, и сейчас, видя, что есть сородич, которому нет надобности жить, как паразиту, хочет уподобиться ему, поэтому, как и сам мальчик, прислушивается к Тому, находит в его словах скрытый смысл, понятный только ей, и поэтому позволяет гостью бродить в мыслях, ощущениях ребенка. И все же она таится, выжидая, когда сможет «своими глазами» посмотреть на мужчину и ответить за своего хозяина.
[indent] - Возвращаются? Плохие люди? – но пока говорит Тобиас, и его голос вновь начинает звучать испуганно и взволнованно. Он опускает ото рта остатки хлеба и внимательно смотрит на Тома, ожидая, что тот все же предложит защиты, ждет обещания, что Том его не оставит. Но гость не продолжает свою фразу дальше, и как бы он не говорил уверенно и  убедительно, как бы тихо и убаюкивающее не звучал его голос, Тобиас чувствует страх. Вновь ощущает потенциальную опасность, потому что фраза мужчины породила в нем воспоминания о лежащих на полу трупах. Он не хочет, чтобы опять кто-то приходил. Не хочет, чтобы ему опять было страшно, а потом он нашел вокруг только мертвые тела. Губы мальчика непроизвольно начинают дрожать, а в глазах появилась влага. Он все еще слишком слаб, слишком запуган, затравлен местными жителями. Он боится. Но не Тома, а того, что было раньше. Боится повторения. Боится, что «плохие люди вернуться». – Я не хочу. Я не хочу, чтобы они возвращались. Они… Ты сказал, что они хотят убить меня. Я не хочу… мне страшно, - его слова понизаны страхом и отчаянием. Они больше напоминают беспорядочную просьбу о помощи, запутавшегося человека, чем осознанные действия, пусть и осознанные действия восьмилетнего ребенка. Тобиас верит Тому и надеется на Тома, только потому что никого другого нет рядом, потому что больше никто не пришел. Потому что они боятся его больше, чем он их. Ужасная догадка. Она стрелой пронзает сознание мальчика, и его зрачки расширяются. Он неотрывно смотрит на Тома, но на этот раз ничего не говорит. Он пытается думать, осознавать, анализировать, что, конечно, не получается, потому что он устал, потому что он слаб, потому что темнота внутри него все сильнее жаждет поговорить без посредников со своим сородичем. И Тобиас, наконец, сдается. Он еще раз наклоняет голову, повторяя движение, которое несколько минут назад делал гость, потом опускает взгляд и снова кусает оставшийся в руках хлеб – угощение Тома.
[indent] Мальчик только краем глаза замечает улыбку мужчины, но этого вполне достаточно, чтобы ответить тем же, правда, не поднимая взгляда и не отрываясь от еды. Тобиас ее воспринял, как то самое обещание защиты, которого так желал, и это позволило ему немного успокоиться. Отойти на второй план, предоставляя большую свободу субстанции внутри него, которая по-своему общалась с гостем, которая была более осторожна, но и более охотно реагировала на правильные подачки Тома. И когда мужчина вновь заговорил о наказании, уже твердым и решительным голосом, который не был похож на тот, какие Реддл разговаривал ранее, во взгляде, который обратился к мужчине, от Тобиаса осталось совсем немного. Мальчик успокоился, успокоил сам себя, основываясь на словах Тома, слыша их так, как он хотел слышать, и этим воспользовалась темнота, чтобы показать себя. Тобиас смотрел на Тома заинтересованно, с любопытством и вниманием, и сам мальчик не понимал, что он уже не полностью контролирует себя и свое сознание, что частью его действий сейчас руководит темнота, которая воспользовалось минутной слабостью вымотанного голодом и страхом хозяина.
[indent] - Наказать,- на выдохе повторят Тобиас, а потом уверенно кивает головой, подтверждая, что родители ему и, правда, говорили, что плохие люди заслуживают наказания. – Они… Они убили папу и маму, из-за них я сидел здесь один. Мне было так страшно, Том, - мальчик жалуется, потому что ему это позволяет темнота, потому что она чувствует, что Хольцер не грани, что его раздирают чувства и эмоции, с которыми он не в силах справиться из-за усталости. – Наказать будет правильно,- еще раз кивает головой ребенок, и после этой фразу его глаза почти полностью заливаются темной краской. Тобиас не понимает, что происходит. Он смутно ощущает изменения в себе, он чувствует, что что-то не так, но что понять не может, к тому же сейчас он сосредоточен на другом - на словах Тома. Гость  наконец четко произносит те обещания, в которых нуждался Тобиас, общается Том и с темнотой сидящей внутри, которой он тоже обещает дать желаемое – силу, власть, свобода. И ему верят, ответ не заставляет себя долго ждать, потому и мальчик, и существо внутри него итак слишком долго ждали помощи и понимания. – Да, я хочу пойти с тобой. Только не оставляй меня. А то мне опять будет страшно. Хорошо? – Кто произносит эту фразу? Мальчик или Темнота? Что это просьба отчаявшегося или условия «сильной» стороны? Отличить сложно, ведь по одному темному взгляду ребенка не определишь, насколько далеко темнота отодвинула своего хозяина, чтобы лично подписать контракт с сородичем. Тобиас все еще где-то рядом, он слышит, чувствует, понимает, что ему говорят, вот только не понимает, что не всегда он руководит своими действиями. Впрочем, и он сам очень нуждался в поддержке взрослого, уверенного, похожего на него гостя.
[NIC]Tobias Holzer[/NIC][AVA]http://funkyimg.com/i/2jUr9.gif[/AVA]